Каким он будет, новый век?
Социализм и колбаса
Муссолини Швейцария не понравилась сразу. Да и трудно было разглядеть прелести франко-немецкого горного государства, когда ты путешествуешь по нему пешком, с пустыми желудком и гневом в сердце. Свои ботинки он выбросил из поезда, подарив их на прощание паре приятелей, проводивших его в страну часов и шоколада. Возможно, эта история - как и многие другие, связанные с дуче - является фашистским апокрифом, но тем не менее факт остается фактом - в Швейцарию наш герой приехал совсем босым. С другой стороны, у него был медальон с изображением Карла Маркса - практически артефакт.
Хотя для тысяч его соплеменников богатое швейцарское государство бюргеров предоставляло изрядные возможности подзаработать, сыну кузнеца сразу не повезло с работодателем. Или наоборот, с какой стороны посмотреть. Исходя из внимания, уделяемой этой, в общем-то, рядовой истории, самим Бенито, можно догадаться, что она оставила в нем весьма горькие воспоминания.
Муссолини устроился каменщиком - таскал кирпичи в тачке, по его собственным словам - 121 ходка в день. Эти мытарства продолжались недолго - к концу недели он устал и, посчитав, что его беззастенчиво эксплуатируют, пришел за расчетом. Наниматель, видимо ожидавший более длительного сотрудничества, буквально швырнул ему деньги в лицо - опять-таки, со слов нашего героя. Презрение всегда очень ранило Муссолини - тогда оно было еще внове, а потому оказалось весьма болезненным.
Сам Бенито ссылался то на прохудившиеся ботинки (что и позволяет нам с недоверием отнестись к истории с широким жестом, приведенной выше), то на кровоточащие руки и общую истощенность. Несмотря на некоторую ироничность, надо заметить, что большинству из читающих эти строки одиннадцатичасовой рабочий день на стройке тоже не прибавил бы оптимизма. Особенно после года
В общем, Бенито уволился, а на вырученные деньги купил себе новую обувь. Ветер, кажется, начинал дуть в его паруса.
Начинал, но не сразу. Ему предстояло пережить еще несколько месяцев хаотичных метаний по стране сосисочников, как он с презрением отзывался о ненавистной ему, чересчур спокойной и сытой Швейцарии - в будущем, у являясь общепризнанным дуче фашизма и руководителем Италии, он приоткроет свои планы оккупации презираемой им альпийской республики. А пока - его ожидали путешествия разнорабочего, с переменой мест и любовниц.
Опять-таки, трудно отделить вымысел от правды, когда речь идет о Муссолини и итальянцах вообще - слишком буквально эта нация воспринимает выражения вроде - красиво не соврать, историю не рассказать. Бенито-де работал на шоколадной фабрике (да! да!), рыл землю, плотничал и собирал фрукты. А по ночам любил таких же отверженных, как и он сам - например, студентку-медичку из русской Польши, роман с которой был, по его словам, очень страстным.
Надо заметить - с уважением к нашему герою - он никогда не пытался задеть своих бывших, так сказать, задним числом, не опускался до такого - в отличие от некоторых из них. Это позволяет уверенно считать его настоящим героем-любовником, без характерной для мнительных мужчин завистливости и мстительности.
Тогда же Муссолини совершил второе - подтвержденное им - уголовное преступление в своей жизни (после изнасилования). Слоняясь по Женеве на пару с урчащим от голода животом, он набрел на двух английских леди, собиравшихся устроить себе ланч на природе. С наслаждением описывая впоследствии это ограбление по-итальянски, дуче рассказывал как буквально вылетел из-за кустов на островных туристок и выхватил свои трофеи - сыр, хлеб и яйца.
Я полагаю, что если эта история действительно имела место, то наш двадцатилетний социалист-одиночка предстал перед англичанками в виде ильф-петровского отца Федора, столкнувшегося на Кавказе с концессионерами.
Хотя, скорее всего, Муссолини попросту рисовался перед своими читателями и слушателями. Слишком опасно было рисковать депортацией домой - там его поджидала тюрьма за уклонение от призыва на военную службу.
Церковь тоже отринула его, попытки подкормиться или скоротать ночь под сенью креста отвергались монахами - слишком диковатый вид был у молодого итальянца. Его выручила каталажка, куда Муссолини все-таки бросили за бродяжничество.
Во-первых, там накормили, а, во-вторых, именно после отсидки начала работать та самая всемирная социалистическая сеть, на которую он так рассчитывал когда-то. Выйдя из узилищ капитала, Бенито знакомится с артелью итальянских каменщиков (не тех) и - о, славный день! - социалистов. Его принимают с распростертыми объятиями: молодой! грамотный! социалист!
И вот теперь для Муссолини начинается новая жизнь.
Он становится профсоюзным секретарем, начинает писать в газеты и встречаться с видными деятелями местного социалистического движения. Появившееся время Муссолини тратит на книги, женщин и социализм. Теперь товарищ секретарь (русские эмигранты любовно называют его Бенитушко) становится видной фигурой: его статьи, как и речи, просты и рублены. Говоря откровенно, они попросту примитивны, это шариковщина в чистом виде, но много ли надо толпе южнорабочих? Характерно, что Муссолини почти сразу отвергнул скучный и заумный немецкий социализм (вместе с социал-демократией) - его нельзя было прочесть и понять с наскока, в отличие от огнедышащих, часто анархистских, французских и русских авторов. Тогда же он выучивает французский язык, язык страны к которой дуче всегда будет испытывать сложную гамму чувств - смесь любви, ненависти и зависти.
Как уличный оратор, он - прекрасен. Это был словесный Наполеон, перекричать или смутить его было невозможно. Если фюрер национал-социалистов готовился к каждой речи как немецкий полководец к сражению, заранее рассчитывая все действо поминутно и ничего не оставляя на авось, то Муссолини бросался на толпу как на женщину: резко и стремительно.
Его приемы были просты, но работали. Если ваш бог действительно существует, насмешливо говорил он набожным католикам, то у него есть пять минут, чтобы убить меня. И ехидно показывал толпе часы.
Он всегда говорил просто и о простом, никогда не пытаясь - опять-таки, в сравнении с Гитлером - подстроиться под настроение окружающих. Если фюрер, как правило безошибочно, всегда умел почувствовать аудиторию и быть, попеременно, ветераном войны, государственным деятелем или неистовым трибуном, то дуче никогда не снисходил до этого. Он овладевал массой, неожиданно обрывая свою речь и не оставляя пораженным слушателям иного выбора, кроме как возопить слова поддержки. Он вколачивал в нее свои тезисы как гвозди в дерево.
В этом смысле, любопытно, что у Гитлера было точно такое же отношение к ораторскому искусству - как к половому акту, - а разница между ним и Муссолини проходила по линии сексуальности - если дуче быстро загорался, то фюрер начинал медленно, распаляясь к финалу своих выступлений. Австрийско-баварская салонная вежливость Гитлера и южная уличная школа Муссолини диктовали им свои стили: австриец маскировался, итальянец - нет.
Окончательный переход от социализма уличного, к социализму теоретическому (иначе говоря, от грабежей к разговорам о них), произошел у Бенито в 1904 г., когда он познакомился с украинской еврейкой, дочерью помещика из Российской империи, ставшей убежденной социалисткой - Анжеликой Балабановой. Некрасивая русская социалистка влюбилась в диковатого и неотесанного социалиста итальянского - да так, что пронесла эту любовь-ненависть через всю жизнь. Именно она огранила, отшлифовала этот бриллиант передовых идей, подтвердив меланхолическое выражение фельдмаршала Мольтке о том, что за каждым великим мужчиной стоит великая женщина.
Вопрос о том переросли ли эти чувства в непосредственную связь (т.е., секс) - вторичен. Самому Муссолини Анжелика как женщина не нравилась - в одном из очень личных писем он будет мучаться сомнениями: что лучше? быть с роскошной, но порочной или остаться верным некрасивой внешне, но душевно прекрасной Балабановой?
Нет сомнений в том, что для Анжелики эти чувства были значительно глубже - недаром она посвятила своему несостоявшемуся жениху (бывшему на пять лет моложе ее), дважды предателю Муссолини, целых три книги, градус ненависти в которых рос по мере их написания. Но, так или иначе, именно помощь несравненно более образованной Анжелики помогла Бенито перейти от грымзинских (по Аверченко) причитаний о давящихся рябчиками буржуях к чему-то более наукообразному. Интересно, что тогда же - весной 1904 г. - у Муссолини произошла - а скорее всего не произошла - встреча с еще одним русским эмигрантом, известным ныне всему миру под фамилией Ленин. Несмотря на ряд легенд, очевидно, что если они и пересеклись на одном из цюрихских митингов (быстро перетекшим с улицы в уютную пивнушку), то состоявшееся знакомство было чисто шапочным, на уровне кивка или рукопожатия. Никаких теоретических споров не велось, к вящему неудовольствию историков будущего.
А ведь Австрия была совсем рядом - чего им стоило встретиться вместе, всем троим?! Увы.
Если верным будет сказать, что характер (личность) большинства людей есть сумма реакций на влияние окружающего мира, то для Муссолини это будет особенно правильным. Балабанова облагородила его - он наконец-то освоил Маркса и научился бегло говорить и читать на немецком. Впрочем, до самых последних дней дуче, его немецкий все же уступал французскому, в той же мере, в которой распределялись его симпатии в этой мешанине течений международного социализма. А пока он вместе с Анжеликой переводит Маркса на итальянский - чем не идеальная социалистическая пара?
Весной этого же года, как бы подводя черту под периодом жизненных исканий (в эти годы Муссолини вполне мог стать анархистом, во Франции или даже США), одна римская газета, рассказывающая в своей статье об итальянских эмигрантах Швейцарии, упоминает о Бенито, называя его дуче женевского социалистического клуба.
"Осада на Сидней-стрит": бой, данный в главной цитадели капитала! Муссолини приветствовал подобную отчаянность.
Обратно и наверх
Между тем, напомнила о себе родина. В это время Италия переживала краткий период политической стабильности, сопровождавшийся экономическим ростом и некоторым смягчением социальной напряженности. Эра Джолитти, называемая так в честь действующего итальянского премьер-министра, политического долгожителя, стала временем оптимизма, переживаемого накануне суровых тягот грядущей Мировой войны.
...
Любопытно, что нечто схожее пережила и Россия, в эпоху Столыпина - в обеих случаях речь шла о личной квази-диктатуре премьеров в рамках не справляющегося старого аппарата. Тот факт, что и в Италии, и в России это закончилось одинаково, дает пищу для размышлений о будущности обоих монархий.
...
Муссолини следовало отдать долг стране и все-таки отправиться на службу в армию. Скрываясь от ненавистного мундира заграницей, он дождался амнистии по поводу рождения у нового короля наследника и все-таки вернулся домой. Тогдашние порядки были много либеральнее и свободнее нынешних, так что социалиста преспокойно записали в веронский полк берсальеров - когда-то легких стрелков савойского королевства, а ныне наиболее надежные части итальянской армии. Хорошо узнаваемые по султанам из перьев, берсальеры были не только самыми модными войсками короля Виктора-Эммануила, но и самыми мобильными - именно они первыми пересели на велосипеды.
Первый армейский опыт дуче можно оценивать по-разному. Понятно, что он не сыскал особенных лавров в мирное время, но характерным является то, что пламенный, хорошо подкованный теоретический, социалист не вел среди своих сослуживцев никакой агитации и вообще... получал от службы определенное удовольствие. По крайней мере, его командир держал солдата Муссолини на хорошем счету. Когда в 1905 г. у того умерла мать, этот офицер получил ответ на свое письмо с соболезнованиями. В нем Бенито писал, что посвятит жизнь борьбе с северными варварами, буде они пожелают вновь сделать Италию частью своих империй.
Этот взрыв анти-австро-германских настроений показывает, что задолго до великой измены делу социализма, глубинные страсти Муссолини всегда были слишком далеки от умозрительного интернационализма. Для этого он был слишком итальянцем.
Впрочем, он мог успокаивать свою социалистическую совесть тем, что все итальянские революционеры и бунтари, так или иначе, но выступали в итоге против власти заальпийских императоров и королей.
Узнав, что служба в итальянской армии не так страшна, как казалось, Муссолини провел на ней почти два года - и это было не худшее для него время. Он почти отошел от политической и общественной деятельности, но все еще находил возможности для легких интрижек во время многочисленных отпусков.
Наконец, осенью 1906 г. наступил столь желаемый всеми солдатами мира дембель и вновь встал проклятый вопрос - где брать деньги? Муссолини возвращается учительствовать - теперь он все-таки бывший солдат короля, а следовательно - фигура более-менее надежная.
Думать так было большой ошибкой. Оказавшись вне оков морали швейцарских социалистических кружков или армейского кодекса чести, учитель-дуче быстро деградировал. Возобновились попойки, беспорядочные половые связи и ночные праздношатания. Казалось, что с него слетели весь полученный эмиграции лоск и воинская дисциплина. Ученики его не уважали, да и он ими откровенно не интересовался. Как-то Бенито избил хозяин постоялого дома, заставший его с собственной женой. Жизнь уходила в никуда.
И вновь спасением стал социализм. Стремясь найти хоть какой-то смысл в происходящем, Муссолини постепенно находит в себе силы и возвращается к общественной деятельности. Он снова начинает печататься в газетах и выступать перед публикой. Теперь его главные враги - это клерикалы, и весь период 1906-1910-х гг. наполнен многими бескомпромиссными высказываниями дуче о католической церкви и христианстве вообще. Даже личность Христа - а многие тогда называли его первым социалистом - вызывала у него лишь презрение: кто такой этот неудачник, сумевшей при жизни обратить в свою веру лишь несколько деревень, с их жалкими жителями?
В будущем, когда споры фашистского Рима и католического Ватикана будут улажены конкордатом, дуче Муссолини запретит печатать многие ранние сочинения писателя Муссолини.
Власти отреагировали на возросшую активность нашего героя, начались аресты и приговоры: Муссолини сажали то месяц, то на три, в основном за угрозы политическим оппонентами. Дуче частенько угрожал физической расправой своим врагам, хотя - надо отдать ему должное - приводил их в действие несравненно реже чем остальные его собратья по цеху. Уже знакомый нам стиль и бескомпромиссность (опасно быть только крайне правым, на левом фланге края нет) постепенно выделяли его среди итальянских социалистов. Муссолини, который никогда не задумывался над ценностью того или иного авторитета, с одинаковой яростью атакуя правительство, Ватикан или недостаточно левых товарищей, делал себе имя в этой борьбе.
Он вновь стал непримирим. Старые клятвы были забыты - или отложены, на время? - а итальянский флаг (как и любой другой) был тряпкой. А если начнется всеобщая империалистическая война - она тут же должна превратиться в мировую революцию. Блудный сын социализма вернулся домой.
В 1909 г. Муссолини получает приглашение поработать в Австро-Венгрии, а точнее в спорной провинции Трентино (или Южный Тироль), населенной итальянцами и немцами. Северная ее часть, с тирольцами, естественно выступала за Вену, а жители Тренто, главного города области, поддерживали - в зависимости от убеждений - национально-освободительную борьбу против австрийского диктата или революционное восстание против австрийского императора. В общем, старенькому Франц-Иосифу особенно выбирать не приходилось - за него были только католики, да и то лишь потому, что римские папы традиционно дружили с Габсбургами и никак не могли забыть савойскому дому подлых псевдореволюционных методов (Турин, буквально, использовал втемную невежливых красных гарибольдийцев), лишивших Пап своего государства.
Его приглашали секретарем какой-то трудовой организации, но по-настоящему он раскрылся в качестве редактора местного социалистического еженедельника. Кто сказал, что социализм — это скучно? О, у редактора Муссолини все было по-другому. Не желая вдаваться в споры между местными течениями - да это было попросту опасным для репутации - Муссолини открыл огонь по католикам. В ход шло все, особенно клубничка в отношении священников - издание не вылазило из штрафов, а его редактор из предупреждений, но продажи росли. И, конечно, главной скрипкой - нет! трубой, конечно же, трубой - в этом оркестре был сам Муссолини.
Женщины и успех - что может быть слаще? Но капитал и клерикалы не дремали - после долгих консультаций и обмена информацией между полициями Вены, Рима, Берна и даже Берлина, подстрекателя Муссолини сперва арестовывают, а потом и вовсе высылают в Италию.
Новый удар на время лишает его равновесия, вынужденное бездействие отупляет. Муссолини опять было возвращается домой, к отцу, который к тому времени узаконил свои отношения с любовницей и открыл винный погребок. Скучный бизнес ему быстро приелся, да и как оказалось - оставаться популярным можно было и без поста редактора. К этому времени у Муссолини уже вышло несколько книг - нечто вроде художественно-исторических романов, с большой долей эротизма (особенной популярностью они не пользовались, но все же...) - и его статью или заметку было радо увидеть на своих страницах любое левое издание Италии.
Постепенно, он возвращается к делу. Местные социалисты сбрасываются и Муссолини вновь становится редактором. Его "Классовая борьба" стоит на лев-радикальных позициях и призывает, в частности, к массовому дезертирству из армии. Да, кажется опыт 1904-06 гг. выброшен на свалку. Бенито определенно становился наиболее левым из всех социалистов Италии, да и не только ее.
Начавшаяся в 1911 г. война с Османской империей за Ливию еще ярче осветила непримиримость его позиций. В то время как общественность рукоплескала дешево достающимся победам итальянской армии, Муссолини страстно призывал отвергнуть национальности вместе с богами всевозможных религий. Да здравствует мятежники всех стран и народов - и вот, из далекой Италии слышно приветствие убийце российского премьера Столыпина - еще один слуга черной реакции пал от рук революции!
Призывавшего своих слушателей и читателей портить железные дороги неистового редактора арестовали (правда не столько за это... дорогу охраняли солдаты, но зато Бенито и его сторонники повредили немало трамвайных путей в городе где он тогда жил), приговорив... мы дрожим в ожидании - сколько отмерит революционному борцу суд капитала, суд империализма, классово-реакционный суд?! о, немало - целый год тюрьмы. Всего лишь за призыв (и некоторый вандализм) подрывать обороноспособность страны в военное время - целый год тюрьмы. Но Муссолини не сдается, подает вместе с товарищами апелляцию и добивается - расстрела? каторги? - смягчения приговора! Фактически, он отсидел чуть мене полугода.
В тюрьме Муссолини пишет свою автобиографию, демонстрируя преимущества итальянской пенитенциарной системы - российские революционеры, несмотря на широко известные истории о хлебных мякишах и молоке, предпочитали живописать свои приключения уже после отсидки. Впоследствии, высокий уровень западных тюрем будет подтвержден и в Баварии, в 20-е гг.
Биография написана с явным желанием поразить - в ней, как и всегда, много о сугубо личном, а теоретические споры блекнут на фоне повествования о победах в любви. "Моя борьба" Гитлера проигрывает "Моя жизнь" Муссолини по всем пунктам. В конце концов, какой еще политический деятель напишет в своей книге о том, как он лишился девственности с проституткой?
А ведь к этому времени Муссолини действительно стал политиком.
Выйдя из заключения, с ореолом борца не на словах, а на деле, он решительно включается в борьбу за звание соци номер один (если есть термин наци, то почему бы не сократить и нам?). В этом ему активно помогала перебравшаяся в Италию Балабанова, занявшая видно место в руководстве итальянских социалистов. Когда на очередном съезде товарищей Муссолини взял слово и в пух и прах разбил реформистские потуги своих оппонентов, его - под гром оваций - тут же избрали в исполнительный комитет. Ленин в венской "Правда" горячо приветствовал новый курс, взятый итальянскими социалистами - никаких компромиссов с национальной буржуазией!
О Муссолини заговорили уже в Европе. Сам он, став весной 1912 г. главредом официального рупора социалистов газеты "Вперед!", делал все, чтобы так было и впредь. Теперь - во мнении друзей и врагов - он был человеком будущего.
Но какого будущего? Социалистической Италии? А верил ли в такое будущее сам Муссолини, в те годы, когда он стал одним из руководителей движения?
Дуче социализма (публичные разговоры на эту тему в фашистскую эру были опасным делом, хотя в частном разговоре Муссолини мог и пошутить на эту тему - это напоминало ерничанье Сталина на тему своей духовно-семинаристской юности; хотя, в отличие от советского сталинского мифа, фашистский никогда не отрицал левого прошлого своего вождя) уже тогда позволял себе характерные для него презрительные замечания по поводу "не того народа" - наблюдая как решительно было настроенная толпа разбегается, приняв звуки собственного топота за приближение правительственной кавалерии, он заклеймил итальянцев нацией трусов. Куда с такими к мировой революции?
Через четверть века он будет повторять тоже самое - но в намного худших обстоятельствах - горюя над осколками разбитой нео-Римской империи. Диктаторам всегда достается плохой, испорченный народ . Гитлер, после 1942 г., будет сравнивать солдат первой войны со своими - не в пользу последних. Да и Сталин, который вообще много сделал для исправления поврежденных нравов, не раз позволит себе предельно критические высказывания в адрес братьев и сестер.
Ракеле и Ида: кто жена, а кто любовница? Решать дуче!
Накануне
Прежде чем обратиться к бурным событиям последующих лет, придется вновь заняться личными делами дуче. К этому времени он состоял как минимум в четырех более-менее постоянных связях: у него была содержанка, почти жена, две любовницы из собственной редакции и еще одна женщина, открывшая в Милане салон красоты. И это не считая Анжелики! Муссолини не унывал и собирался обзавестись пятой (или шестой?) любовницей. Вот уж действительно - железное здоровье. Автор этих строк, тоже мужчина крепкий, когда-то состоял в единовременно трех отношениях, отчего и
Между завершением Мировой войны и победой фашизма большинство пассий Муссолини покинет его - в основном из-за политических разногласий. Поэтому в дальнейшем он будет довольствоваться аполитичными женами чиновников и прочими поклонницами, не имеющими за душой идеологического стержня.
Историки - не лучшие из них - спорят о том, кого нужно считать первой женой Муссолини - его гражданскую сожительницу и мать всех его официальных детей Ракеле или стервозную Иду из Тренто, ту самую, что открыла салон. Последняя всегда утверждала, что именно она была его законной женой, она же родила ему сына (к несчастью, ребенок появился на свет калекой, в том числе и умственно). Но точных подтверждений этому нет, не считая, конечно, самой связи как таковой. В любом случае, Муссолини никогда не рассматривал претензии Иды всерьез, что и свело последнюю в итоге с ума - она закончила свою жизнь в психбольнице, в далеком 1937 г. Пятью годами спустя умер и ее сын, никогда публично не упоминавшийся в качестве ребенка дуче. И в самом деле, не мог же отец нации породить уродца?
Гораздо стабильнее развивались отношения с Ракеле, благо она была тут же, под боком (когда-то он увидел ее ребенком, ученицей в сельской школе, где преподавала Роза Муссолини; что еще интереснее, мать Ракеле - это та самая любовница отца Бенита, ставшая Алессандро второй женой, видите как удобно?). Он обещал на ней жениться еще до отъезда в Трентино, навестил и после возвращения.
Дальнейшая история хорошо известна, она входит почти в любую книгу о дуче: родители молодых (фактически, как мы понимаем, речь шла всего о двух людях) стали высказывать сомнения относительно будущего шестнадцатилетней девушки и безработного социалиста (шел конец 1909 г.). Тогда Бенито вынул пистолет и пообещал убить невесту, самого себя, а может быть и всех вокруг.
Думается, что подобная аргументация была излишней, хотя она вполне вписывается в характер Муссолини. Он, наверное, женился бы на ней тогда же, но социалистам ходить в церковь не пристало, так что в течении пяти лет Ракеле стала сожительницей, как сказали бы тогда - содержанкой.
Это была почти что идеальная жена - в молодости красивая, она до конца жизни оставалась простой крестьянской девушкой. Но не простодушной и не слабой, отнюдь. Как мы помним, мать дуче тоже умела добиваться своего, не подвергая сомнению авторитет мужа - так было и здесь. В редких случаях, когда она считала, что семье угрожает опасность, Ракеле выступала со свирепой решимостью. Так, например, ей удалось - хочется написать: одним ударом, - после первого же инцидента, искоренить дурную привычку Бенито приходить домой в сильном подпитии. Попросту пообещав убить его, в случае повторения. И действительно, такого Бенито себе больше не позволял.
В остальном, разногласий у них не было: она рожала ему детей (которых он искренне, как и полагается итальянцу, обожал), с удовольствием занималась домом, не лезла в политику и игнорировала похождения мужа на стороне. Думаю, что большинство мужчин, прочитавших этот текст, сочли бы этот набор идеальным. Возможно, Бенито и раздражала порой ограниченность интеллектуальных запросов жены, но большинство счастливых браков отличает именно такое несходство супругов. Муссолини - и тогда, и позже - с неизменным удовольствием проводил свободное время дома, в кругу семьи и только события 1943-45 гг. разрушили этот крепкий быт.
Между тем, Мировая война уже стучалась в двери, а в Италии чуть было не случилась революция. Молодой анархист зашел в кафе и выстрелил в армейского офицера, рассчитываясь с военными за расстрелы демонстраций. Его схватили, признали сумасшедшим и поместили в психушку.
Нация - точнее ее лучшие, передовые люди - вскипела. Была объявлена всеобщая забастовка, переросшая в многочисленные нападения на чиновников, полицию и военных в нескольких крупных городах. Кое-где опять стреляли, сам Муссолини отведал полицейской дубинки во время демонстрации в Милане, но в остальном результат - для левых - был разочаровывающим. Они не приблизились к цели ни на шаг - те, кто отстаивал насильственные методы власти (включая нашего героя) были обескуражены малыми жертвами с обеих сторон, а те, кто собирался повторить успех германских социал-демократов, с их ключевой позицией в рейхстаге, имели еще больше поводов для печали.
События красной недели июня 1914 г. были проанализированы Муссолини: он хорошо прочувствовал силу армии в руках правительства и слабость разрозненных усилий собственной партии.
Измена
Сапоги к лицу Муссолини, насмешливо бросит впоследствии Черчилль и будет прав. Хотя великого итальянца, несмотря на всю его любовь к образам Цезаря и Наполеона, никак нельзя назвать полководцем, в мундире он действительно выглядел лучше. Достаточно лишь посмотреть на Муссолини в штатском - неряшливо, а иногда попросту смешно выглядящая сомнительная личность, - и в форме - бравый капрал, хоть сейчас на плакат. Хотя на деле, вряд ли бы дуче стал хорошим солдатом, для этого он был слишком политиком. Скорее, к армии его тянула однозначность воли и отсутствие бесконечных споров (хотя бы по уставу), столь отравляющих политику вообще, а уж среди социалистов - и подавно.
Когда началась Мировая война, Муссолини ожидал, что социалисты остальных стран проявят себя как минимум с той же степенью ответственности - или безответственности, как посмотреть - что и итальянцы. В известном смысле, в итоге так оно и произошло, но это было совсем не тем, на что он и его товарищи надеялись. Европейские социалисты не дали даже той малости, что итальянские - не дрались с полицией, не портили городского имущества, не устраивали забастовок! Австрийские и немецкие камрады распевали песни в поездах, спеша на фронт - они собирались защищать свои райхи от варварской Сербии и царской России, никоим образом не желая подставлять правую щеку во имя левых идеалов. Точно также поступили левые партии во Франции и России - кроме узкой кучки маргиналов от социализма, вроде Ленина или Либкнехта.
Уже и без того разочарованный в своих согражданах, Муссолини получил удар от интернационала. До этих событий, он (как и многие другие) мог утешаться тем, что где-то есть более последовательные социалисты чем у него дома, теперь же иллюзия была разбита. Более того, все чаще слышались голоса о том, что Италии следует вступить в войну - и не столько справа, сколько слева!
Республиканцы, к которым все более дрейфовали остальные левые, настаивали на том, что это шанс для Италии. Шанс, который не повторялся с 1859-66 гг. - разбить, идя в тени больших союзников, ненавистную австрийскую монархию и закрыть вопрос объединения всех итальянцев. Вновь, как и во времена трентинского редактирования, перед Муссолини встал выбор: национальная или революционная война? но если последняя, то с кем ее вести? он уже не верил в потенциал итальянского рабочего класса. Ответом, удовлетворяющим всех, могла стать национально-революционная борьба против Австрии - и о ней, не без успеха, вопили с самого начала войны.
Муссолини не сдавался. Пусть другие предают, он останется на идеологически выдержанных позициях. Вплоть до середины октября 1914 г. его газета бичует милитаризм, требуя, чтобы Италия осталась нейтральной.
Тут следует внести небольшое замечание - хотя, в общем-то, описание дрейфа Италии от Тройственного союза к Антанте не входит в мои планы - и добавить, что выступать на стороне Австрии и Германии, в соответствии с прежними договоренностями, в Италии не желал никто. Даже монархисты и католики, чьи симпатии были скорее на стороне Центральных держав, нежели Франции, с которой у Италии было даже больше территориальных споров чем с Австрией. Другое дело, что французы могли платить и без особенных проблем разрешали возникавшие то и дело напряженности финансовыми инвестициями.
Как же Муссолини изменил интернациональному делу социализма. И почему? Разрыв, как показало время, был окончательным - куда там Черчиллю, с его предвыборными перелетами от консерваторов к либералам и обратно! - и бесповоротным. Почему?
В общем-то, подавляющая часть итальянцев вообще не хотела воевать, но что с того, если внешнюю политику определяло правительство короля, а улицы и пресса были во власти демагогов и союзников, призывающих к великому походу на Вену?
По мостовым уже зашагали первые фашисты - пока еще это были республиканцы за революционную войну. Французские и английские деньги сделали свое дело - пресса, еще вчера воспевающая мудрость итальянского нейтралитета, с удвоенной силой принялась призывать объявить войну тирании Франца-Иосифа. Лучшие - или наиболее яркие? - деятели левого лагеря уже перешли к сторонникам войны.
Бороться за сохранение нейтралитета были готовы только убежденные социалисты и ... капиталисты - промышленные и финансовые тузы. Их с германскими государствами сближала общность экономических связей и нежелание наблюдать победу примитивной Российской империи или алчной Франции. Как показало время, их опасения были справедливыми.
Итак, дуче и фашисты уже были, оставалось немногое. Муссолини, который в глубине души всегда оставался оппортунистом (это отвечало его суеверному личному фатализму и даже нашло свое отражение в теоретическом обосновании отсутствия теоретического обоснования же у фашизма - тот, мол, лишь действие и не надо умничать), при всем своем презрении умелого уличного вожака к настроению толпы, не мог не ощутить, что сила - не за ним. А Бенито - и так было всегда - хотел сражаться на стороне больших батальонов.
До этого - как бы там ни было - он всегда был на гребне волны, с победителями - не сегодня так... Разве завтрашний день не за социализмом? Теперь эта вера угасла - она начала затухать даже раньше, но осенью 1914 г. - весной 1915 г. чувство отчаянной обреченности, невозможности противостоять происходящему, было присуще любому искреннему противнику вступления Италии в войну. Он выразит это, в частном разговоре, словами - Второй Интернационал умер, но думается, что речь шла об интернационализме как таковом. Да, говоря ретроспективно, был ли он с тех пор таким же безусловно единым и сильным как до 1914 г.? Пожалуй, что божество социалистов умерло тогда по-настоящему - все остальное, включая большевистский Коминтерн, походило скорее на франкенштейновского монстра.
Муссолини публикует статью, с призывом пересмотреть довоенные теоретические представления: сокрушение-де монархий Австрии и Германии - верный путь к социализму. В руководстве партии начинается теоретический спор - чем это поражение австрийцев и германцев, с их развитыми государствами, приблизит победу социализма в Европе? - вследствие чего Муссолини теряет пост редактора. Тогда, не порывая еще открыто с товарищами, он идет к сторонникам войны и добивается основания и финансирования собственной газеты, на страницах которой Муссолини будет выбивать военную дробь. Деньги на это ему дают французы - не напрямую, разумеется, а через своих итальянских друзей.
После выхода первого номера "Народ Италии" поднимается скандал, усугубленный личными отношениями между Балабановой, все такой же непримиримой сторонницей чистого социализма (верность принципам приведет ее сперва в Советскую Россию, а затем и выдворит оттуда, чем, наверняка, спасет жизнь неукротимой Анжелике). Она могла выдержать личную измену, но не предательство идеалов.
Муссолини изгоняют из партии с позором. Выглядел он при этом достаточно жалко: не смог - да и не пытался - переубедить собравшихся товарищей, а только лишь пролепетал, что останется социалистом навсегда. Это абсолютно ненужное обещание, данное в минуту слабости, будут припоминать ему до самого конца - а ведь оно лишь подчеркнуло необычайную для профессионального политика совестливость.
Муссолини действительно страдал, его ранило презрение тех немногочисленных, кто сохранил верность убеждениям его молодости. Несвязную тихую речь дополнял внешний вид - небритость, неряшливость, удивительная бледность.
Тогда могло и показаться, что он уходил в никуда.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →